Странное время - утро. Смятая постель, щекочущий ноздри запах ночного разврата. Глаза закрытые, болят щеки, ладонь сама тянется к постели рядом - улыбка становится еще шире, когда пальцы нащупывают теплую простынь. Приходящее понемногу сознание подсказывает, что до ушей доносится шорох воды... Так удивительно, так непривычно, если ты просыпаешься раньше, если нет возможности очнуться от сонного хриплого голоса или от того, как поднимается под щекой наполняемая воздухом грудь, как быстрее начинает биться сердце, как выгибается маленькое, хрупкое тело. Непонятно, что не нужно скрывать еще дремлющую улыбку.
Мирно спящий зверь. Ревнивое животное. Может, не зря ты так называешь своего немца? Нюх совсем не человеческий, но не вампирский, не настроенный на кровь. Запах женщины, именно той, которая так сводит с ума: горько-пряный. Теперь еще и с солью... словно слезы на тонкой расписной коже, словно окаменели те дни и ночи, когда тебя не было, когда сердце еще тянулось к тебе, скованное, связанное через кровь, через невысказанные чувства. Просто секс... вначале спор, отторжение, почти отвращение. Откуда бралось чувство конкуренции? Откуда ощущение того, что, несмотря на очевидные сходства, понимания не будет никогда?..
Шутка ли... чья ли? Ведь чтобы поиздеваться, то задание в фантах дали именно нам... Так близко к тебе, что можно различить узор на коже и теплый пушок на висках. Его так сложно окрасить, что он обычно сохраняет естественный цвет. Запах... женщины. Именно то, что не ожидаешь услышать. Не от тебя, ведь привыкаешь тебя отрицать. Это невозможно, это страшно.
Тихо, на самых кончиках пальцев крадешься в ванную в собственной квартире. Чтобы всего секунду, пока открываешь дверь, наблюдать тебя такой, какой ты можешь быть, если никого нет рядом. И с таким трудом подавлять желание. С таким, что чаще не хватает сил сдержаться. От тебя не пахнет солнцем, летом, ожиданием спада жары на закате... только ночью и горечью с солью. Взрослые игры посыпанной солью зимой и горькой весной. Игры ли?
Играли ли? Или сбегали от игры, прячась за грубыми словами? Вся наша жизнь - игра. Признаться себе... в чем? В том, что по прошествии четырех лет в тубусе хранится пострадавший портрет? Сводящий с ума, пьянящий, в какой-то момент ставший таким ненавистным образ. Рукописи не горят: только один угол, неважный кусок фона оказался обуглен. У рукописей бывают шрамы, но они проходят мимо женщины на холсте. То, что вызывало когда-то восторг и дикое возбуждение, в один момент ставшее опостылевшим, ненавистным... и то, что единственное после поддерживало жизнь в пустой оболочке. Душа искала выхода из тела, чтобы рвануться за тобой, чтобы найти. Но нет такой силы, что переломила бы женскую волю.
На коленях... так естественно смотреть на тебя снизу вверх и в дрожащих пальцах держать маленькие ручки, аккуратно гладить запястья и целовать тонкую кожу, оставляя пламенные отметки. Если хочешь быть в твоих венах, но можешь только прикасаться к ним снаружи, просыпается доля отчаяния. Та самая, которая толкает на сумасшествие. Если хочешь изменить мир, сначала изменись сам... Металл из крови и пигмент... Так бесстыдно не хватало терпения обоим. Настолько, что порой приходилось почти до костей кусать себя за запястья, чтобы не сорваться. И глубокий вдох после каждой линии в иероглифах. Как же мало кислорода вдруг стало!
Стоять на коленях, обнимать тебя за бедра и медленно по почти впалому животике скользить щекой. Единственный порыв потянуться за тобой выбивает из колеи... приказы... Всего один, такой личный, такой правильный. Но взять ли или держать? Не отпускать ни в коем случае.
- Ich lass dich nicht los, - на одном дыхании, запалом. Не обещание, просто факт.
Кольцо расписных рук, жадных, ненасытных, всегда до тебя голодных. Прикосновения контактника - это концентрат мыслей, чувств на самых кончиках пальцев. От них больно бывает, особенно, если тебя ненавидеть. Особенно, если скрывать за полуприкрытыми веками и сомкнутыми губами слова, что рвут грудь и грозят лишить и воздуха, и кислорода. Плотнее кольцо - сильнее боль, ближе то, что хочется сказать.
Путь вверх всегда сложнее, но желаннее. К теплой груди пальцами, ладонями - к локтям, под плечи, обвить вокруг шеи, губами - к губам, беззвучно шептать имя, как заклинание, как молитву. Так, как ты ненавидишь, как не приемлешь, но как единственно возможно для твоего баварца, как только один имеет право произнести. Руками - по узорам, по следам чужой крови, чужой воли в твоем теле. Лучше тебе не знать...
Так естественно, так правильно... почти слияние: животом к животу, чтобы желанные ножки прижимались к ребрам, контролировали и дыхание, и боль. И только пальцы... по бедрам ласково, почти без силы. Так жарко, влажно, что собственное тело откликается напряжением. Но пока терпения хватает. Никогда не было запретов, да?
- Lass es mich spüren dich, - только пальцы могут творить чудеса, правда? Так, чтобы заполнять тебя, входить в тебя, давать прочувствовать тебя так по-разному: податливая влага и горячее узкое кольцо, недоступное мужскому телу... только другим? Под две руки ласки и под изголодавшиеся уже губы твои щечки, подбородок, губы.