Я вернусь к тебе собой, я вернусь к тебе другой,
я вернусь к тебе, мой мастер, неотвратно как прибой.
Я опять к тебе вернусь, я верну с собою грусть,
я вернусь к тебе, мой мастер, будет больно - ну и пусть.
А оно не хочет уходить, заканчиваться, оно берет в свои тиски, оно обволакивает собой, окончательно вырывая из мира, привычного мира. Ощущение полноты и гармонии. Ощущение заполненности, пришедшее вместе с удовольствием. И все же оно не имеет отношения именно к телу. Тело лишь оболочка, вместилище пороков. Как и душа, заключенная в нем. Просто почувствовать твою дрожь, вернувшуюся откликом, вернувшуюся подтверждением. Ты позволяешь творить с собой что угодно, и тебе это нравится. Почему?
Никакое извержение вулкана не может быть вечным. Лава застывает, горячая, все еще опасная, но она не движется. Она в покое. Девочка отчаянно цепляется за плечи держащего ее мужчины, за единственную соломинку, сохраняющую рассудок. Не отпускай. Мягко-мягко, рассеянно, зачем-то подушечками пальцев вдоль по плечам, по шее в багровых засосах, к лицу. Почти ласково, изучая прикосновением, вспоминая. Старательно обведя по контуру колючие бакенбарды, касанием к вискам, к векам, ко лбу. Всего-всего. Просто дай придти с себя хоть немного, понять, почему так саднит губы, почему они превратились в кровавое месиво. от каких поцелуев, от чьих поцелуев стали алыми без помады.
Лениво к губам, отвечая. Едва-едва. Вертикальная морщинка между бровей, попытка вслушаться и понять. Чужая речь. Знакомая речь. Это немецкий? Ах, да, да...ты же немец. Противный старый немец, такой дурак. Дурак...ты ничего не понял? Или понял, а не понимаю уже я? Это так сложно. Вялая паутинка мыслей. Воздух можно резать ножницами.
Зачем ты говоришь это? Почему? Только нет, только не смей...не смей признаваться в любви, ни в чем не смей признаваться. Так хорошо рядом, но эти слова так пугают. Закрыть ладошкой рот. Молчи. Только молчи, пожалуйста. Позволь обманывать себя, позволь считать, что это просто секс, просто голод, просто...
- Ik ben hier, - шепотом, еле различимым, почти придуманным. Обнять за шею, спрятать лицо. Чтобы грудью к груди, чтобы ты слышал и чувствовал сердце. Просто помолчи, ладно? Мне и так страшно, мне снова становится страшно.
Я вернусь к тебе опять, я вернусь тоской в кровать,
я вернусь к тебе, мой мастер, чтобы сердце убивать.
Я вернусь к тебе в аду, боль с собою приведу,
я вернусь к тебе, мой мастер, в нашу общую беду.

Отредактировано Adelin Grimmer (2011-02-20 09:35:59)

А ты так и остаешься внутри. И не нужно выходить, так спокойно и уютно. Расстояние в минус. Просто улечься на тебе поудобнее, продолжая обнимать за шею. Чтобы не пол, чтобы не вода. Бьет по спине, щекочет, успокаивает. Водица-водица, унеси все, что снится. Это ведь сон. А через минуту девушка подскочит на постели, хватаясь за сердце, будет искать брошенные где-то с вечера сигареты и украдкой вытирать мокрые глаза. Это просто соринка попала, не смытая на ночь косметика. Всего лишь тушь.
И не нужно думать. Не нужно сейчас ни о чем думать, просто наслаждаться придуманными мгновениями тепла. Или украденными. А ты слишком настоящий. И боль не приводит в чувство, боль гармонична в этом образе, как и вкус крови во рту. Пусть они длятся подольше. Уютным клубком на груди, горячим, пульсирующим. Слышишь, как громко бьется сердце? Ему не сидится на месте, оно не хочет замолкнуть. Если повернуть голову, можно дотянуться до рваной ранки на груди, слизнуть с нее алые капельки и тщательно облизнуть губы. Как сомелье, на запах, на вкус, на цвет. Самый лучший напиток, никакие ликеры и вина не сравнятся с нею. Потереться щекой о татуировку, которой не было, которой совершенно точно не помнит. Большая ленивая кошка. Хотя по сравнению с тобой - маленькая, очень.
- Красиво, - теплым выдохом в кожу. Потихоньку собирая себя из осколков, из рассыпанных частей. Ну же, голова, работай хоть чуть-чуть. Надо бы. Но хватает только на перевод с языка на язык, таких изученных и почти родных.
Как вести себя с тобой? Слишком много времени прошло. В два раза больше врозь, чем вместе. Наверное, девочка даже чувствует вину где-то там, глубоко. Как и перед бывшим...кем? И мужем, и бывшими парнями. Которые имели неосторожность привязаться, остаться рядом дольше. И ничего такого нет в голландке, но почему-то...что им нужно? Что их держит? Что-то привязывает накрепко, до боли.
Больно. Истома немного рассеивается, и боль становится четче. Особенно там, где новое украшение. Но она так сладка, и от нее невозможно отказаться. Просто вылечи меня. Немного. Приподняться чуть, заглянуть в глаза. Карий и зеленый. Темный янтарь, что-то звериное. Улыбка в уголках губ, еле заметная.
- Мне мокро, - сообщила зачем-то. И не понять, о чем речь. О душе ли, о том ли, что внутри. Не только твоя кровь. Но и часть твоей жизни.

Хочется слизывать эротично кровь, хочется касаться языком, дразнить медленными прикосновениями. Но это лишь игра, второй заход прямо здесь и сейчас маловероятен. Столько эмоций и сил было вложено, что их просто не хватит. Особенно эмоций. Выворачиванием души наизнанку, открытием себя. Откровенностью, на которую редко способна. Успел ли увидеть? Успел понять? Как знать, может, больше этого не повторится.
Не нужно распалять. Лучше просто улечься обратно, а потом просто закрыть глаза, когда ты поднимаешь на руки. Немного кружится голова, и теряется ориентация в пространстве. это быстро пройдет, просто дай отдышаться, дай успокоить сердце. Можно просто расслабиться и довериться, не оглядываясь, не подмечая мелочи вокруг, не ожидая удара. Да, возможно, ты захочешь ударить, захочешь отомстить. За бегство, за все. Его ведь можно назвать предательством. Но и себя девочка предала тоже, себя обманула и прокляла. Да, да, это не оправдание, не причина, это просто констатация, не сказанная вслух. Слова вслух вообще мало стоят. Поэтому ничего важного не говорить, не теперь, когда путаются мысли, не можешь определиться в своих эмоциях и отношении, а точнее...что с этим делать дальше? Бежать уже поздно. Или нет? Просто вернуться на вокзал, купить билет и уехать к чертовой бабушке, уехать в Америку, в Бразилию, на другой континент. И вообще, сделать пластическую операцию, изменить внешность, модифицировать голосовые связки, хотя все это можно и артефактами...но они ведь могут дать сбой.
Только вот разве это тебя обманет? Узнаю твой запах, ощущение твоей силы в толпе. Узнаю среди десятка дампиров одного единственного - с завязанными глазами. Десятка? Не так уж нас и много, вампиров куда больше. Логично, зачем им плодить сущности, которые лишь жалкие подобия их самих. Выродки. Чужие тем и тем. Ты вообще знала, кого родила, мамочка? Или тебя просто прикололи клыки того странного бледного парня? Но сложно не заметить, что твоя дочь странная, не такая, как все дети. Дети ведь с трудом контролируют себя. В детях все ярче.
- Куда ты дел моего дракона? - капризно, лениво. Тишина пугает, даже если в этой тишине так хорошо слышно твое сердце.
Вялое возмущение, попытка выпутаться из полотенца, хотя бы руки освободить. А потом затихнуть в уютном коконе, морщась недовольно от ощущения мокрых волос. Сейчас спина промокнет, и станет неудобно. Но пока просто очутиться в подвешенном состоянии, без жесткой опоры под телом. Странное ощущение полета. И желание курить, да, ты прав. Вряд ли чувствуешь, просто знаешь. Табак слишком привычен, слишком необходим.
- Sonus, - нащупав артефакт. Вернуть звуки, вернуть мир вокруг. Звучи. За окном все равно тишина, но она живая. Время темноты.

Отредактировано Adelin Grimmer (2011-02-22 07:20:53)

Время такое медленное, такое вялое. Словно моргаешь целую минуту, словно вдох длится полчаса, а кислород лениво пробирается в грудь. И ведь не чувствуешь удушья, просто ватную слабость во всем теле. Устала. Перелеты, поезда, с самого Каира ни минутки покоя, а до того просто был глубокий обморок от хорошего такого удара головой. Каким-то странным путем, со множеством пересадок, что-то тебе пытается втолковать человек, которого не воспринимаешь не то что как отца, но и вообще как человека. Да и вообще труп он ходячий. Неизвестность не пугала, просто раздражало время ожидания. Один зал прилета. Другой. Гостиница. Какие-то местные достопримечательности, и никак не удается улизнуть в ближайший бар, чтобы просто надраться там до зеленых чертей. И сейчас - тело на пик, таким выплеском, что сил нет вообще. Шевелиться, что-то там делать.
Да только от этого ли устала? От постоянного бегства, от своих щитов, от избегания и недоверия. Ну что же, выбрала сама. Был один единственный друг, да и того не осталось, только какой-то смутный знакомый. Любовь? И ее не было, так, влюбленность на вечер, бьющие в голову гормоны. А Штефан...это отдельная песня. Отдельная страница, которую упрямо пытаешься выдрать, а она все не выдирается, только режет пальцы до крови. Боль отрезвляет? Иногда лучше быть в стельку бухим, чем помнить. Прикосновения, адреналин, покой. Все сразу и все по отдельности, разноцветным калейдоскопом мыслей и образов.
Рассеянно проводить взглядом, не делая уже попыток вывернуться из полотенца. Мутный, полусонный взгляд как-то не цепляется за рисунок. Потом разглядеть...там что-то цветное, вроде бы. Или это плывут перед глазами цветные пятна. И никуда она не собирается. Утром тоже можно смыться, если вдруг что. Если, конечно, сумеешь проснуться.
- Дай, а? - вздохом. Прикрыть глаза. Так лень шевелиться. Рушить хрупкую гармонию, хрупкую оболочку тепла. Правда, дым...черт возьми, да, я помню, что у тебя аллергия. Смешно наморщить переносицу, пытаясь что-то там придумать или объяснить. - Ну...наколдуй чего-нибудь.
У самой с обычными заклинаниями не очень. Либо-либо, артефакты не терпят конкуренции. Да и зачем запоминать чужие громоздкие фразы, если можно задать свои?

Отредактировано Adelin Grimmer (2011-02-23 22:26:41)

Сигареты. Отрава. Как там? В моем спирте мало крови? В моем никотине крови тоже мало, иногда он разбавлен спиртом, а крови...ну, немного. Особенно если использовать ее при создании артефактов. Опасно, рискованно, тяжело, и потому столь привлекательно. Мало ценности в том, что дается легко. Мало было бы ценности в тебе, если бы ты сразу запал на сумасбродную девицу с яркими волосами и черной подводкой на глазах, на разноцветных глазах, по которым так легко прочесть эмоции. Легко ли? Даже в самом простом из самых простых есть двойное дно.
А что там? Сердце твое двулико, сверху оно набито мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно. Но не наоборот ли? Заваленный камнями пролом, рваные раны, ошметки чего-то, что могло называться душой. Аморальная, злая, вызывающая. А где-то внутри, какой-то самый крохотный осколочек отзывается на заботу, на тепло, хотя с губ слетают слова насмешки. Это так приятно...но в этом нельзя признаваться. Да и не признаешься, просто потому, что узнать не сможешь. О нет, девочка далеко не, совсем-совсем не психолог, даже чуть. Просто делает и живет так, как считает нужным. Искренняя в своих эмоциях почти до конца. Во всем, что на поверхности. А маленький ребенок запрятан глубок-глубоко, самой не найти уже, да и незачем, вроде бы.
- Спасибо, - срываясь на шепот. Это так привычно..что хочется выть и лупить его по лохматой башке тапком в лучших бабских традициях.
Одну, всего одну. Не нужно больше, хотя хочется запихать в рот сразу всю оставшуюся половину пачки. Нет, бросить ее на пол от греха подальше, щелкнуть зажигалкой, раскуривая и с наслаждением втягивая дым. И тут же поперхнуться им, засмеявшись. Ну вот что это такое, скажите на милость? Какой-то допотопный агрегат на морде, такой смешной. Ему еще ласты на ноги, а на руки- хирургические перчатки, и будет совсем ахтунг.
- Тук-тук, кто там? - постучав ноготками по стеклышку. Полный рот дыма, нагло выдохнуть его в фильтр. Интересно, он вообще исправен? Если нет, то Штефу обеспечена направленная никотиновая атака. Хотя почему бы у него вдруг что-то не работало. Все работает как надо.
На гамаке забавно. Качается, прогибается, создает иллюзию постоянного падения. Будто вот-вот. Но все равно остаешься между полом и потолком, а рядом с немцем тепло. Развернуться спиной, прижаться, меланхолично затягиваясь. Ты же знаешь, ты должен помнить, что никогда, ни за что девочка не станет спать лицом к лицу. Слишком душно. Слишком несвободно. Фантомно, призрачно, но это должно быть - будто обнимающие руки просто так, будто все снится и кажется, будто можешь уйти в любой миг, не потревожив спящего рядом. Не уснуть бы, пока не кончится сигарета. А спать хочется уже слишком сильно.

Нет-нет, не спать. Нельзя спать с сигаретой. Нужно ее куда-то деть, но вот куда? Скурить? И то правда, как я раньше не догадалась. Но ведь не до фильтра...невкусно. Ох, не спать, еще пару минут не спать. Еще минуточку. Тепло. Очень тепло и уютно, только сквозь сон чувствуешь легкую тянущую боль. К утру она сойдет на нет, а может, и заживет уже все полностью. Крепко обнимают руки целителя, никуда не деться. Вылечи меня...нет, не только от этого прокола, это частности. Прости вылечи. От себя, от одиночества, от всего. Побудь моим лекарством, и чтобы оно не было горьким, побудь не полезным лекарством, сладким, или же просто медным, красноватого цвета. Просто побудь.
- Was redest du, - шлепнуть по руке, недовольно скривиться. - Wir werden später spielen.
Смешок. Обещание. Попалась? Раз загадываешь наперед. Тихий вздох, откинуться назад, на плечо. Удивительно, как часто Аделин просыпалась и обнаруживала немца спящим на груди. И ведь не тяжело, и ведь не замечала во сне, когда успевала перевернуться - или когда переворачивали. Короткие волосы, нечего заплетать в косички, чтобы поутру являл собой объект буйства мелкой домашней нечисти. А сама? Мелкая нечисть, не очень-то домашняя, правда.
- Ausziehen, - пробормотать невнятно. Вот, докурила, потушила пальцами, зашипев негромко выбросила. Теперь совсем хорошо. С тобой. - Gute Nacht...
Закрыть глаза. Три. Два. Один...и тишина. Пустота, мягкая темень. Хорошая ночь. Теплая ночь. Не заканчивайся.